Уроки практической психологии
Психология Человека – штука тонкая и труднообъяснимая. Психология Моряка – ещё тоньше и труднообъяснимей. Так может показаться. На самом же деле, эта вещь только труднопонимаемая, но уж коль её понял – объяснить окажется проще простого.
Вот вам один, правда, христоматийный – пример, а там уж сами думайте.
Это было в старые времена. Для меня – старые, а для некоторых – и подавно древние.
Свою штурманскую вахту я делил с матросом Димой. Тогда он ещё был матрос, а теперь – давно уже штурман. Мы вышли из порта после короткой стоянки. К тому же стоянка была сумасшедшая, ибо происходила она в Стамбуле, а это значит, что кроме участия в грузовых работах все норовили смотаться в город; а так как времени были считанные часы – прогулка по городу (определенной её части) принимала вид легкого марафона по жаре. Забеги осуществлялись в две смены, чтобы все успели отметиться на легендарном базаре и на грузовых себя проявить.
Мы с Димой угодили во вторую смену. К отходу судна мы, конечно, успели, а ужин пропустили. И на вахту заступили усталые и голодные.
Улеглась послеотходная суета, наш лайнер лег на курс и набрал ход.
- Схожу-ка я на камбуз, принесу чего-нибудь поесть, -предложил Дима, и я с энтузиазмом его предложение поддержал.Дима поспешил вниз, а я остался с нетерпением его ждать. Ждал, впрочем, недолго; но напрасно. Дима пришел с пустыми руками.
- Ну?! Чего там? – бросился я к нему.
- А-аа. Там ... Шура. (судовая буфетчица, прим.автора) Палубу моет.
- А ты что?
- Да неудобно. Попозже схожу.
Попозже это гораздо лучше, чем никогда, и мы стали отсчитывать секунды, когда оно наступит. Минут через десять ононаступило и Дима пошел опять, а через четырнадцать уже вернулся.
- Ну?!?! Как???
- Да никак. Все еще моет. Пошутили, поулыбались – и ушел я ни с чем.
Третью попытку Дима предпринял еще через двадцать минут. И опять очень скоро вернулся, плюясь и чертыхаясь.
- Черт бы эту козу побрал! Сколько можно шваброй елозить!
- Ну, взял бы пожрать – и фиг с ней! Что, что-нибудь спрашивала?
- Да нет... Так, шуточки-прибауточки. Похихикали маленько, я и пошел. Думает, наверное, что я к ней заигрывать бегаю. Ну и пусть думает.
Надо сказать, что Дима был не столько застенчив, сколько горд; в силу каких-то своих убеждений не желал он при Шуре шарить в судовом холодильнике.
Следующие двадцать минут тянулись томительно долго под аккомпанимент поющих от голода желудков и ворчания Димы, осуждающего практику долгих уборок служебных помещений. Когда я был уже готов подвергнуть резкой критике Димины взгляды на жизнь, Шуру и холодильник, он отправился в четвертый раз. Вернулся через пять минут...и опять с пустыми руками, зато как удав спокойный.
-Ну, что ты?! Ёлы-палы...Пища где? – взвыл я, - Что, опять – Шура?!
- Опять. Плиту, зараза, мыла. Заулыбалась, козища, как я зашел... “О, Димочка, опять ты?”
- Ну а ты что?
- Что. Высказал ей все, что думаю. Дурой обозвал... Даже тряпку уронила. А я наорал, развернулся и ушел. Всё, не пойду больше.
Я задумался; мне стало интересно и я даже забыл про голод. Некоторое время я молча размышлял, хитро поглядывая на Диму, а потом сказал:
- А теперь, Дима, представь, как озадачил ты Шуру. Заходишь ты первый раз – поболтали, поулыбались. Заходишь второй – пококетничали, похихикали. Заходишь третий – пошутили, посмеялись. Она уже время тянет, ждет, что в четвертый раз будет. А тут ты – наорал, напихал по полной схеме, дурой обозвал и ушел. То-то гадает сейчас, наверное, о непредсказуемости морской души. Ей-то невдомек было, что у тебя в голове и желудке творилось.
Дима подумал, удивился и согласился.
Допустим, здесь Шура сама виновата. Женщина, всё-таки; должна знать, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Но все-же, все недоразумения и психологические загадки происходят от взаимного недопонимания. И от эгоцентризма. Была бы Шура посмышлёней, сразу бы смекнула, с чего бы это парню с вахты на камбуз спускаться. Однако, она истолковала его визиты по-своему, и не в свою, как оказалось, пользу.
***
Чувство юмора ценят все. И абсолютно все полагают, что оно им присуще, даже те, кто любит говорить строго: “Я шуток не люблю!”. Чаще, однако, люди говорят: “Да что я, шуток не понимаю?”, и чаще всего так говорят люди, которые шуток действительно не понимают. Однако, шутка шутке рознь, а чувство юмора у каждого индивидуума ограничено его персональными возможностями. Раньше я любил шутить и шутил при каждом удобном случае, пока не понял, что на флоте юмор – вещь небезопасная. Легко можете испортить взаимоотношения с членами экипажа с помощью самых безобидных шуток, а порой даже нажить лютого, затаенного врага. Шутка бывает безопасной, когда она успешно понята и оценена одобрительным смехом или хотя бы улыбкой, повышая настроение у шутящего и шутимого. Но коль скоро самая безобидная шутка не понята своевременно – тогда она становится обидной. Ибо когда шутимый поймет, что это была просто шутка – вместо смеха она, скорее всего, вызовет в нем ярость. Ярость обиды за то, что он её не понял сразу, даже не распознал её, как шутку; ярость стыда за собственное... впрочем, нет. Мало кто может признать в себе ослабленное чувство юмора, а тем более отсутствие такового вообще. Поэтому подсознательный стыд выльется в сознательную озлобленность на шутившего. И если вы, не усмотрев вовремя угрозы со стороны объекта ваших шуток, повторите свою ошибку ещё пару раз – закоренелый враг вам обеспечен. Причем вы можете даже не догадываться о его существовании, а тем более – о причинах, его породивших.
Нет , шутить, конечно, нужно, даже – необходимо; но делать это следует осторожно.
Вот вам несколько примеров из моего личного опыта.
Обычная ходовая вахта в море. Скукотища. Я, в полном одиночестве изнываю от безделья в штурманской рубке. На мостик поднимается четвертый механик, как положено – потный, в грязном комбинезоне – человек труда. Механики любят время от времени приходить на мостик – глотнуть чистого воздуха, увидеть чистого неба и синего моря. А чтобы придать своему визиту в рабочее время иллюзию производственной необходимости – всегда что-нибудь придумывают. Они на эти выдумки мастера, хотя всегда их изобретательность и фантазия сводится к одному – как правило, они начинают с деловым видом рассматривать приборную панель, на которой весело дрожат стрелки всевозможных индикаторов, отражающих состояние судового двигателя. Вот и мой гость принялся озабоченно эти индикаторы изучать. Особенно его заинтересовал один, показывающий обороты двигателя. Механик с видом знатока разглядывал маленькую черненькую стрелку, постукивал заскорузлым ногтем по стеклышку индикатора, цокал языком и досадливо качал головой. Что-то ему явно не давало покоя.
Я оживился, и, подойдя к нему, с интересом наблюдал за его иммитацией полезной деятельности. Мне, повторюсь, было скучно, и я, дабы нарушить тишину, сказал уважительно:
- Наиполезнейшая штука!
- Какая? – подозрительно покосился на меня механик.
- А эта, - я весело кивнул на изучаемый им индикатор.
- А ты хоть знаешь, что она показывает? – со снисходительностью технаря спросил Четвертый.
- А то! Она показывает, куда мы едем – вперед или назад. Вот здесь – значит “полный вперед”, а здесь – наоборот, “полный назад”. Без неё – никуда...
Механик поморщился от моего дикарского определения функций индикатора и сказал, все так же снисходительно:-
- Ну и какая вам, штурманам, от этого польза? Все равно ничего в машине не смыслите...
- Как это- какая польза? Вот, например, был у меня случай, - и я тут же выдумал нелепую историю, которую и поведал моему механическому гостю. Я вообще чрезвычайно люблю выдумывать всякие абсурдные истории, особенно когда скучно или нечего делать.
- Заходили мы в порт. На мостике – капитан, лоцман, рулевой, естественно, и я, молодой третий помощник. Направляемся мы к причалу для швартовки, и капитан дает телеграфом “ Стоп машина”. Смотрим, а судно дает вдруг “полный вперед”. Ну, он, конечно, ручку телеграфа на “Полный назад”. А мы все равно несемся на полный вперед – что-то там в машине переклинило. До причала сто метров остается, на мосту начинается паника; Мастер ручку дергает туда-сюда, в машину по телефону орет – а результата никакого! Стрелка на индикаторе аж зашкаливает! Лоцман в полуобморочном состоянии, до причала – пятьдесят метров, сорок, тридцать! Ну, все уже зажмурились в ожидании страшного удара, но тут я – молодой третий помощник – подскакиваю к панели, разбиваю кулаком стекло индикатора и пальцем резко перевожу стрелку на “Полный назад”!!!
- Ну и что?
- Ну и ничего! Спас судно просто. Остановились в пяти метрах от причала.
Некоторое время механик смотрит на меня с прищуром, что-то соображая у себя в уме. Затем говорит досадливо:
- Какую ерунду ты говоришь! Это бы ничего не дало, при чем тут стрелка? Это же только индикатор! Ты бы не заставил тем самым машину работать на задний ход.
- Да? –вскинул я брови с наивным видом, - Надо же, а тогда – дало...
Четвертый возмущенно хмыкнул и ушел вниз, в дебри машинного логова.
Я представляю, что он там рассказал про меня своим коллегам. И когда те, люди более трезвомыслящие, посмеялись над ним, он наверняка затаил ко мне праведную неприязнь.
Боже упаси вас, конечно, подумать, что я намекаю на профессиональную притупленность чувства юмора у механиков! Совсем нет! Мне известно немало механиков – первоклассных шутников. Штурмана, конечно, народ более утонченный, но и среди них тоже...встречаются порой экземпляры.
Кстати, чувство юмора не зря называется чувством. А следовательно, оно может у одного и того же индивидуума притупляться, как, скажем, чувство опасности; либо обостряться, в зависимости от физиологического состояния данной особи. Например, способность восприятия юмора низка у человека уставшего, сонного; после перепоя или, скажем, перепуганного. Однако личность с сильно развитым чувством юмора рада доброй шутке, будучи в любом состоянии, и готова посмеяться даже во сне.
Вот, кстати, второй пример.
Судно стояло в африканском порту Банжул, единственном порту маленькой страны Гамбия. Шла выгрузка риса в мешках. Чернокожие рабочие в огромном числе копошились в трюмах и на причале.Моя вахта подходила к концу, и я с нетерпением ждал третьего помощника, который меня сменит на боевом посту. На причале возникло шевеление : что-то упало в воду между судном и причалом и два десятка рабочих, забыв про работу, выстроились вдоль судна и, упершись лбами в борт, с интересом наблюдали, как это что-то тонет. Я, в свою очередь, облокотившись на фальшборт, с интересом наблюдал за ними. Кроме того, мне тоже было любопытно – что это там упало за борт и как оно тонет. Сзади подошел заспанный третий помощник. Он тоже облокотился о фальшборт и посмотрел вниз.
- Кто это? – удивился мой сменщик, увидев курчавые затылки, вытянувшиеся ровной линией вдоль судна.
- Это?! – переспросил я возмущенно, - это знаменитые банджульские портовые воры!
- А что они здесь делают?
- Известно что – воруют рис!
- Как это?
- А вот так: сверлят в борту отверстия, вставляют трубки и собирают высыпающийся через них рис в мешки.
- Ни фига себе! – изумился третий, - А чего ты их не гонишь?
- Бесполезно! К тому же, не хочется нарушать их старые, добрые традиции.
Некоторое время мой сменщик озадаченно смотрел на меня, пока меня не разобрал смех от его растерянного вида и моей собственной, на редкость дубовой, шутки.Тогда лишь третий понял, что к чему. Но он был добрый малый, и никакой злобы на меня не затаил, только улыбнулся виновато-смущенно.
Да. Эти шутки, конечно, относятся, скорее, к разряду безобидных розыгрышей, столь популярных на флоте. Но, как мы видим, не столь уж и безобидных, как кое-кому могло показаться. И, наконец, иногда выданная экспромтом легкая шутка может вызвать совершенно неожиданные, непредсказуемые, а порой даже тяжелые последствия.
Вспоминается моя плавательская практика после пятого курса училища, на судне некогда существовавшего Черноморского морского пароходства.
Мы стояли в порту Сьен-Фуэгос, что на Кубе. Стоянка была долгая. Дело было вечером, и делать было, действительно – нечего. Мы с моим приятелем - радистом Игорем – сидели у него в каюте и болтали. Потом нам болтать надоело и мы спустились на палубу – к трапу, подышать знойным вечерним воздухом и покурить. У трапа бдительно нес вахту молодой матрос Сережа. В те времена на стоянках в порту к месту вахтенного у трапа выносился судовой телефон, по которому можно было позвонить куда угодно в пределах судна, но не дальше. Это был телефон внутрисудовой связи.
Покурив и поболтав маленько с Сережей, мы с Игорем вернулись в его каюту. Делать нам стало еще больше нечего, чем прежде, и мы решили придумать хоть что-нибудь более-менее развлекательное.
- Давай Сереге на трап позвоним? –лениво осенило меня.
- Что это даст?- без энтузиазма отозвался Игорек.
- Смотря как позвонить... Давай его разыграем как нибудь?
- Давай, - в глазах моего приятеля засветился огонёк интереса. – А как?
- Сейчас что-нибудь придумаем.
Я взял носовой платок, накрыл им трубку и набрал номер вахтенного у трапа. Долго никто не подходил к телефону, наконец трубку поднял Серёжа и представился по форме, как полагается.
- Алло! Это – теплоход Сосногорск?! – изменив голос, строго спросил я.
- Да, так точно, теплоход Сосногорск! – встревоженно отозвался Сережа.
- Кто у аппарата? Вахтенный матрос?! В чем дело там у вас? Пятнадцать минут не могу дозвониться!
- Я ходил концы смотреть, на баке и на корме, - с ужасом в голосе принялся надрывно объяснять Сережа,- подвирал их немного, а потом...
- Ну ладно, хорошо, – перебил я его нетерпеливо, - Это Консул с вами говорит, из Гаваны. Еле дозвонился до вас, через УКВ.- я взглянул на упавшего с дивана зашедшегося в беззвучном хохоте Игорька и продолжил, - Кто из штурманов сейчас на вахте?
- Второй помощник капитана! Но он сейчас спит! Разбудить его?
- Нет-нет! Не надо! Пускай спит. Передайте ему, когда проснется, что звонил Консул из Гаваны и приказал готовить таймшиты и форпик – брякнул я первое, что пришло на ум, - завтра в восемь тридцать я буду у вас на судне! Как поняли? Повторите!
Cережа старательно повторил и я, положив трубку, рухнул на коврик рядом с Игорьком, не в силах более противиться неудержимо рвущемуся наружу смеху. Согласен, не Бог весть какая шутка, но много ли нам тогда было нужно. Вдоволь посмеявшись и отдышавшись, мы снова вышли к трапу. Чрезвычайно озабоченный Сережа ходил взад и вперед, постоянно повторяя: “Таймшиды! Таймшиды! Таймшиды!”
- Ты чего – колдуешь? – спросили его мы.
- Нет, повторяю, чтобы не забыть. Звонил консул из Гаваны, сказал готовить Таймшиды и форпик. Завтра будет у нас. В восемь-тридцать!
- А-ааа...Второму передал?
- Нет, он спит.
- Ну когда проснется, обязательно передай!
Мы ушли и еще долго смеялись, представляя себе, что скажет второй помощник Сереже, когда тот расскажет ему, что звонил Консул из Гаваны... по внутреннему телефону.
А потом я пошел спать, и сладко спал, и улыбался во сне. Проснулся я рано – в одиннадцать часов утра. До обеда был еще целый час.Выйдя из каюты, встретил четвертого помощника Гену. Гена был из нашей компании, и я, радостно улыбаясь, сразу его спросил:
- Ну как, Гена, приезжал Консул?
Без тени улыбки Гена внимательно посмотрел на меня и, помолчав, сказал:
- Так это твоя забава, оказывается.. Твое счастье, что сейчас капитан нештатный. Был бы старый , лететь тебе домой ближайшим самолетом.
Я немного испугался, почуяв недоброе, и, оглянувшись, поинтересовался:
- А что, собственно, случилось?
А случилось вот что.
Вопреки нашим с Игорем ожиданиям, второй помощник капитана не проснулся до конца Сережиной вахты. Сережа, сменившись, передал нелегкую информацию о таймшитах и форпике другому вахтенному матросу, Мише. В семь часов утра, когда, наконец пробудился второй помощник, Миша рассказал ему о вечернем звонке из Гаваны. Второй помощник, опешив от пренеприятнейшего известия о личном визите самого Консула на судно, тут же разбудил капитана и доложил ему обстановку. Времени до приезда важного начальства оставалось ничтожно мало, и на встревоженном судне закипела лихорадочная работа – второй помощник в своем оффисе корпел над печатной машинкой, ему предстояло срочно отпечатать толстую пачку таймшитов за всю стоянку; механики, сварщик и боцман полезли в вонючий форпик; а сам капитан нервно мерял шагами мостик, то и дело поглядывая на часы и размышлял вслух:
- Ну ладно с таймшитами. Но откуда Консул узнал, что у нас в форпике дырка?! Неужели лоцман ему настучал?! Но откуда тогда узнал об этом лоцман?! Неужели....Чертовщина какая-то.
Время оставалось все меньше. Второй, наконец, отмучился с печатанием таймшитов. С форпиком, правда, было начать и кончить... Вот уже и восемь тридцать. Капитан нервно курил, поглядывал на часы и на причал. Консул явно запаздывал. Впрочем, это и к лучшему...Девять часов.
- Ерунда какая-то. Откуда Консул мог узнать о форпике... Во сколько он позвони.... Стоп! Как он вообще мог позвонить на судно, если у нас нет внешнего телефона?! Кто был на вахте?!
Делегация из штурманов направилась в каюту мирно спящего после вахты Серёжи. Растолкав его, делегация спросила:
- Эй! Каким образом Консул дозвонился на судно?
- По телефону, - сонно отвечал Сергей.
- По какому, черт возьми, телефону?! У нас же только внутренний подключен!
- Так он через УКВ звонил...
- Через УКВ??? Ты что, на мостик, к рации поднимался?
- Нет, он по внутреннему, но через УКВ звонил...
Капитан первым вышел из каюты.
- Все ясно...Всем – отбой! И когда, наконец, дураков перестанут на флот набирать...
Он не уточнил, кого он имел ввиду, но все единогласно поняли, что его слова относились исключительно к Сереже. Ну, может быть, ещё и к Мише...
Никто над раскрывшейся шуткой не смеялся, кроме нас с Игорем, конечно, ну еще и Гена втихаря. Разбирательств никто не устраивал, расследований не проводил. Никто больше не вспоминал об этом курьезном происшествии. Только почему-то мы, практиканты, ощутили вдруг с тех пор явное, или, скорее, затаенно-яростное нерасположение к нам второго помощника капитана...
© Georgiy Almarov
Назад