Судьба одного практиканта. Часть 1.
1996 год. Агония Балтийского Морского Пароходства. Суда продаются,разворовываются и т.д. На фоне этого: отсутствие работы, сокращение. В отделе кадров народ мнется в очередях, заискивающе здороваясь с кадровиками. И тут мне улыбается удача по тем безработным временам: предлагают место на 30 летний пароход, зашедший в Питер поменять дырявые трубы. Какой рейс, куда пока неизвестно, да и то будет ли. Команду тасуют, выкидывая не имеющих блата, пихая своих. Удивительно, но мне удалось продержаться до отхода. К отходу в экипаж зачислили ватагу практикантов из ЛМУ, точнее из колледжа, как он позже стал именоваться. Двух с судоводительского отделения, одного с радиотехнического вроде, сейчас не помню, и одного с электромеханического. В принципе речь пойдет о жизнедеятельности одного паренька-судоводителя, коим он вряд ли стал, но судьба его после рейса мне не известна.
Судно получило задание в балласте добраться до города Оденсе, в Дании, где предстояло погрузить муку, предназначенную в качестве гуманитарной помощи ООН Вьетнаму.
Перед отходом стало известно вдруг, что денег на питание экипажа выделено в Питере не будет и соответственно получение продуктов не предвидится, мол доберетесь до Дании на остатках, а там посмотрим. Остатков по сути не было, так как все, что и оставалось от предыдущего экипажа, все было украдено камбузной братией, приходившей на подмену во время стоянки на мелком ремонте, да и подъедено приходившим каждый день на работу экипажем, разными проверяющими, инспекторами и другим, жаждущим халявных харчей людом. На нашу беду к тому же, почему-то кому-то взбрело в голову покрасить тут же на стоянке танки питьевой воды, слегка сполоснуть и заполнить их для употребления. Воду было невозможно пить на самом деле, и даже хитрецы, тщетно пытавшиеся спасти остатки здоровья использованием фильтров, не могли избавиться от хлорно-ацетоново-бензинового привкуса воды. Чай, компот, суп были такими же. Суп не спасали даже приправы, щедро засыпанные шефом вместо мясца, которое в то время скорее всего не позволяло закрыть двери холодильников плотно, в квартирах голодных семей работников общепита и старпома из предыдущего экипажа. Но деваться народу было некуда- за бортом морская безработица, беспредел чиновников и сокращения. Сокращаться из БМП никому не хотелось, поэтому сокращались в судорогах, корчась от последствий употребления такой воды, но выжили тогда все...потом- не знаю.
Перед отходом выяснилось, что чай теперь будет не сладкий, сахара не было и старпом попросил принести каждого по 2 кг. сахарного песка, и не смотря на то, что принесли кто сколько мог, сахара естественно не хватало. Один из ушлых матросов распознал в одном из пароходов стоящих в порту, свое предыдущее судно, прибывшее вроде с Кубы, и узнав от друзей с того экипажа, что груз- сахар сырец доложил об открытии старпому, который и снарядил экспедицию с мешками. С того времени чай стал сладким, правда любителям сладости приходилось внушать себе, что сахарок кристально белый, а не коричневый, причем для полного эффекта ослащения, дозу вынуждены были удваивать. Сахарок тоже был с привкусом, поскольку как известно сырец перевозится навалом в трюмах, которые на 30-летних пароходах, ходивших еще в последние набеги на Кубу, не отличались стерильностью и чистотой, и поэтому истинный вкус сахарка было трудно разобрать, то ли это был вкус ржавчины, то ли кубинские работяги, еще дома на Кубе, не отходили в сторону по нужде, то ли действительно сам сахар- сырец такой сам по себе.
Вода и сахар создавали удивительную композицию, но что оставалось делать морякам? Да тут еще выяснилось, что скоро и есть то будет совсем нечего, и старпом, пробивая продовольствие для экипажа, сначала кинул клич на сбор денег с экипажа на продукты, но перспективное предложение на ура принято не было, и тогда старпом пошел на невероятный шаг: договорился, что купит вареной колбасы и сосисок на свои деньги для экипажа, а пароходство (там были его знакомые и он им верил) как-то оплатит потом. Колбаски купили, её и вкушали и на завтрак, и на обед и ужин, разбавляя меню остатками неходовых круп.
Вот так начинался рейс. Дошли до Оденсе, точнее в местечко-глухомань, расположенное далеко от самого города Оденсе и обладающее одним причалом. Долго стояли, ожидая погрузки муки, наконец ее начали неторопясь подвозить, грузить судовыми кранами и укладывать бумажные мешки вручную. Поскольку муки на пароходе тоже не было, то естественно команда попыталась выровнять дифферент, перенеся часть мешков из трюмов в кормовую часть судна, в артелку, но видно что-то не получилось и мешки там так и остались. Кстати мука была препоганейшая, видно потому что подарок Вьетнаму, а раз подарок, да еще и Вьетнаму, то понятно, что Дания не скупилась и подарила самое лучшее, еще снимая об этом телевизионный репортаж на судне. По всей видимости переняв лозунг из рекламы кофе "Чибо": если дарить, то самое лучшее. Но деваться было некуда и мы ели, во-первых потому что другого ничего не оставалось, во-вторых мука как бы была "переподарена", а дареному коню, как говориться...Датчане не торопились, время шло, колбаска и другие продукты подходили к концу, и старпом умудрился договориться с датской стороной и получил продукты таки в долг, под какие-то обещания...которые возможно потом БМП и сдержало и оплатило, но факт этот уже неизвестен. Однако датчане повелись на это, и продукты у нас появились, тем более, что мотивировка была проста: из-за вашей мол волокиты мы так поиздержались...
И вот пока судно гнило у причала, в ожидании подвоза мешков, окончания дождей, выходных и местных праздников, двое практикантов, доселе не бывавших никогда за границей, решили наведаться в город Оденсе, место рождения известного сказочника Андерсена. Дело это было непростое. Город был очень далеко, туда от деревушки шел автобус, до деревушки же надо было идти минут 30-40 пешком, но это не испугало российских практикантов, привыкших к нашему бездорожью, и они несмотря на отговоры других моряков, отправились в путь. Как можно было доехать без датских крон и что можно было делать в городе без них - неизвестно, по крайней мере первое. Что касается 2-го, то ближе к вечеру заявился один из туристов - радист. Народ вяло поинтересовался как и что, так же вяло практикант ответил и исчез с глаз долой у себя в каюте. Ближе к вечеру к судну подрулила полицейская машина, из неё вышли сами представители охраны датского правопорядка и сопровождаемый ими 2-ой практикант-судовод. Они попросились к капитану и поднялись к нему в каюту. Некоторое время спустя, полиция уехала, немало заинтриговав скучающий экипаж. Позже выяснилось, что искатели приключений, ведомые неизвестно какими мотивами, пошарившись по запустелому городку, зашли в большой магазин и затеяли примерку, один вроде как штанов, другой кроссовок.
Радист, примерив штанишки, в этих же штанишках и покинул магазин, тем самым обновив свой затёртый гардероб, 2-му в тот день везло не так, как радисту, и паренёк из провинциального российского городка, не учтя развития прогресса в датском королевстве со времен Андерсена, отправился также к выходу, оставив свои старые кроссовки на память магазину. Магазин подарок почему-то не принял, и на выходе сработала сигнализация, на которую незамедлительно отреагировал, скучавший доселе охранник, который и вызвал полицию. Почувствовав неладное, практикант-радист ретировался, унося зад и ноги, одетые в обновку, долго добирался до парохода, лишь одному ему ведомыми тропами, и испачканый в земле, благополучно дошел таки до цели, и отмазавшись от назойливых вопросов вахтенного матроса и пары зевак, пыхавших сигаретки у трапа, он, как было уже сказано, затаился в каюте, видимо размышляя прокатит или не прокатит, выдаст или не выдаст. Ему повезло, сообщник не раскололся датской полиции, капитан был неплохой (ныне покойный) и пожалел сорванца, пустившего слезу, замял это дело, поговорив с полисмэнами и поручившись за преступника. Однако полисмэны не могли это оставить безнаказанным и оштрафовали его где-то на 200 долларов в датских кронах, а поскольку таких денег у практиканта не было, капитан выплатил их из судовой кассы с тем, чтобы вычитать их из зарплаты неудачника в течение рейса. Что такое 200$ для практиканта в то время можно себе представить, если у матроса тогда в БМП в рейсе выходило где-то 460$ в месяц. У практиканта получалось, что домой он приедет с невеликими деньгами, хорошо если не под 0. Полностью вычитать все деньги у практиканта мастер не мог, и поэтому на микрокарманные расходы у него все ж монета была. После этого случая народ поздравил судовода с удачной покупкой за 200$ и нарек его кличкой Аль-Капоне, позже потом трансформировавшейся в более удобную и короткую Капон. О его нелегкой судьбе, точнее о его торгово-финансовых операциях, и рассказ здесь.
Капон после этого притих и был паинька, да и радист тоже, так как шила в мешке не утаишь, а в экипаже тем более, то стало известно о похождениях подробнее, насколько это удалось, и поступок радиста, как то оставление товарища на поле боя, его молчание по приходу и попытка скрыть факты, все это не отразилось позитивно на его имидже. Оба они теперь надеялись на чудо и милость капитана, который мог сообщить о случившемся в училище.
Простояв почти с месяц в Дании, и наконец закрыв крышки трюмов, мы отправились без особых, не имеющих смысла быть описанными здесь, приключений в порт назначения Хо-Ши-Мин, он же Сайгон. Путь не близкий, как понимаете, но пароход был хорошим мореходом, с цокающим внутри вместо сердца, чистеньким и надежным Зульцером, и поэтому переход проходил в обычных трудовых буднях и рутинной работе, в войне с дающими то там то здесь течь трубами, а также с умирающими от старости насосами. Однако за 30 лет, и сам пароход порядком поизносился, погнил, несмотря на регулярные зачистки от ржавчины, подкраски и подмазки, которые не покладая рук осуществляла палубная команда во главе с боцманом. В помощь им и была отдана бригада практикантов. В то время по КЗОТу, за вредность работ было положено молоко, а покрасочные работы как раз подпадали под это понятие. Поскольку практиканты тогда трудились в основном по 4 часа в день, то молока у них выходило очень немного, да к тому же выдаваемое молоко было в основном консервированным концентрированным, а не популярной и ходовой, сладкой сгущенкой, хотя бывало и такое, но сделанное во Вьетнаме, и его вкусовые качества были соответствующими. Это молоко по вредности, точнее несколько банок, и стали начальным капиталом Капона. Чтобы не сложилось сразу неправильное представление о нем, как об ушлом пройдохе-мафиози, следует отметить, что он таковым как раз и не был, и интерес скорее в том, что вся его жизнь с потерями и приобретениями- это просто череда сложившихся обстоятельств, случайностей, везений и неудач, которые он нашел, лишь отчасти приложив к этому руку, скорее это просто такая вот судьба, судьба одного практиканта...
Кто был во Вьетнаме, тот знает рейд Сайгона на быстро несущей свои грязно-мутные воды реке, на которой на бочках швартуют пароходы в ожидании освобождения причала. Туда пришвартовали и нас. В ожидании властей спустили парадный трап. Вокруг закипела торговля и ченч (обмен, для непосвященных), поскольку денег у народа не было почти совсем, то торговцы быстро потеряли интерес ко вновь прибывшим и умчались на тарахтящих моторами джонках. Однако время от времени для обмена экзотических фруктов на что-либо подруливали другие, предлагая попутно и местно-сляпанные футболки, шорты и кепки с радующими глаз надписями: "Сайгон-Вьетнам", и керамические расписаные слоны-табуретки и бочата, в которые и вложил свои скопленные банки молока Капоне. Вместе с торговцами экзотикой на борт набежали и дельцы, без лишнего шума и шороха, предлагающие скупку всего полезного для хозяйства. Сначала в ход пошли бочки из под масла, которые были специально оставлены на корме до прибытия во Вьетнам, вопреки пожеланию деда выбросить их ещё в Дании. Попутно, за борт в джонки к дельцам, смайнали и кусок швартовного конца, и доски и проволоку от сепарации. Позже, туда же, по договоренности отправились и часть упаковки мешков для муки, и даже лист металла, выписанный для изготовления печки для сжигания мусора на корме.
Всё это потом было списано на нечистых на руку вьетнамцев, поди разбери кто, что и чего в такой сутолоке. Администрация судна была занята в то время с портовыми властями и проконтролировать обстановку снаружи никто естественно не мог, кроме вахтенного матроса, но с него взятки были гладки: разве уследишь за всем, да еще когда заставили сетку на трапе подтягивать! Известно, что шила в мешке не утаишь, и поэтому инициативной группой было принято решение это самое шило затупить, поделив вырученные деньги на всех присутствующих в тот момент на палубе свидетелей, активно привлекая их к участию. Среди присутствующих волею судьбы оказался и Капон, справедливо получивший и свою долю за помощь в такелажно-грузовых работах при проведении сделок. Так у него появились наличные. Позже, участвуя еще несколько раз в сделках с латунной стружкой, трубами из цветного сплава (тогда для контура забортной воды использовали такие) и другим цветным ломом, и не только ломом, но названным так, он скопил некоторую сумму, на которую приобрёл себе в Сайгоне и зимнюю куртку (совершенно законно в этот раз), и раскладное панно из перламутровых ракушек, сделанное руками местных умельцев, и даже что-то у него осталось.
Вдоволь настоявшись в Сайгоне под выгрузкой, мы наконец расстались с Вьетнамом и получив новое задание отправились к новым, не освоенным нами землям, а именно в Малайзию и Индонезию под погрузку копрой и ещё каким-то продуктом кокосового производства, поднимающим удои датских коров, поскольку груз предназначался в Данию, в небезызвестный морякам в то время порт Колундборг. В Малайзии нам предстояло кочевать от одного острова к другому, собирая груз в таких дырах, где заход парохода был событием, и при этом экипажу приходилось вытворять поистине чудеса на швартовке, так как порой и швартоваться то было некуда. Груз подвозили на грузовиках в мешках, мешки укладывали в сетки и кранами поднимали на борт, где весёлые малайцы, не обращая внимания на удушливый запах и пыль от копры, высыпали их содержимое в трюм.
Тот, кто думет, глядя на завал электроники у нас, слепленной в Малайзии, что это ценовой рай для покупок этой электроники, сильно заблуждается. Цены там очень даже приличные и значительно дешевле покупать её здесь, в России, да ещё на месте или с доставкой и гарантией. А вот местной экзотики хватает, особенно поражает количество гермофродитов, трансвеститов, точнее их необъяснимое изобилие. На это и попались двое наших соотечественников-искателей приключений, позарившихся на очень обаятельных и симпатичных девчат, ласково зазывавших их на близость в какой-то подворотне. Не успели мы отойти и 20 шагов от места, где расстались с любителями клубники , как они выскочили оттуда с криками и хохотом, отплёвываясь от чего-то...Позже выяснилось, что кучка девушек, имитируя групповуху обступила ребят и принялась за ласки, ребята не растерялись, отвечая тем же, пока не подошли к делу конкретнее...и не обнаружили, что несмотря на утонченные девичьи личики и сочные молодые грудки, эти девушки, так охотно и причем бесплатно пошедшие на контакт, совсем и не девушки...что ещё им оставалось делать, как не разочаровать своих пассий и выскочить вон из загаженной подворотни. И таких очаровашек в Малайзии можно встретить очень часто, хорошо если не на каждом шагу. Так что не удивляйтесь, если в Малайзии зайдя в мужской туалет, Вы обнаружите 2 миловидных девушек, ласково поглядывающих в Вашу сторону, не торопитесь проверить, не ошиблись ли Вы табличкой при входе в туалет, Вы не ошиблись- это мужской! Но это к теме рассказа как бы не относится, так лирико-эротико-приключенческое отступление к описанию обстановки вокруг.
Посещение Малайзии также принесло 25 долларов Капону, так как там он продал, не без помощи старших товарищей, свой фотоаппарат "Смену" позарившемуся на дешевизну малазийскому работяге, тягавшему мешки с копрой в трюме. Капон чувствовал себя уже не банкротом, как в начале рейса, ведь теперь в его активе имелось уже порядка 50 долларов, и это после покупок в Сайгоне! Можно сказать, что он уже уверено стоял на ногах.
Покинув без сожаления Малайзию (возможно не все так считали...), судно пошло в Индонезию, в порт Сурабайя, где Капон, уподобившись товарищам, сделал вложения средств в поддельные духи, коими изобилует Индонезия и упаковку белых синтетических носков за 5$, кроссовки и ботинки по 5$, чем уменьшил свои активы до 20 долларов. В следующем порту Индонезии, не помню его название однако, в принципе началось самое интересное. На борт начали приносить разные поделки, например бивни слона с красивым резным рисунком и на подставке сначала за 100 долларов. Любителей экзотики за такую цену тогда не нашлось и тогда цена упала до 70, а потом и до 50 долларов. Как известно каждому товару-свой покупатель, нашлись всё же желающие приобрести за эту сумму. Продавец почуяв волну, принёс ещё, смайнав цену до 30 долларов, нашёл покупателя в лице буфетчицы и далее снижать цену не захотел, отправившись на другой пароход. Но вскоре явился другой, с бивнями ещё более красивыми и качественными и со стартовой ценой в 40 долларов, которую позже смайнал, не видя начального ажиотажа и спроса, до 25 долларов, окончательно расстроив предыдущих покупателей дешёвой слоновой кости. Однако не все поддались на соблазн, видимо прикидывая, что придётся ведь тащить бивень домой, а как экипаж будет возвращаться- неизвестно, да и уж больно дешева здесь слоновья костяшка...Один из машинёров всё же купил бивень в подарок, отдав за него 20 долларов и 3 банки сгущенки. После чего удовлетворённый торгами продавец ценностями удалился. Вотчман (местный вахтенный на борту судна), внёс ясность насчёт бивней, оказалось, что не только в России живут Левши, (а может его потомки после раскрепощения перебрались в Индонезию) и что бивень сделан из автомобильной шпаклёвки, умело обточен и обожжён. Чувства купивших бивни, рассматривать не будем...Несколько раз приносили ракушки, светильник в виде аквариума с чучелом змеи бьющейся в пасти чучела мангуста, и чучело белой кобры, грубо зашитой словно старый футбольный мяч, но до сих пор грозно производящей впечатление. Эти поделки также нашли своих покупателей, но Капон устоял. Сломался он на другом.
Как-то заявился чудило и предложил купить попугаев, буфетчица и 2-ое практикантов клюнули на это и вскоре в каюте буфетчицы появилась клетка с розовым какаду, но об этом здесь речь не пойдёт . Практиканты, один из них Капон, посмотрев на птицу, что-то прикинули и решились тоже на эту авантюру, сложились вместе пополам, долго торговались и слегка сбив цену и переплатив лишние 15 долларов за клетку и фиктивное свидетельство непонятно о чём и на каком языке, всё таки приобрели розового какаду на свой страх и риск, благо рисковали пока 75 долларами на двоих. Капон же вложил свои последние деньги в этот проект и ещё остался должен. Так появился на судне Степан, как назвали попугая практиканты.
Кто не видел розового какаду, сходите в зоопарк, посмотрите, это птица не какой-то там волнистый попугайчик. Но Степан был совсем непростой. Ранее, я слышал где-то байки, что попугаев ловят в лесу, намазывая специальным клеем шесты, и когда попугаи ватагой садятся на ночлег, к утру они уже приклеившись, становятся товаром...было похоже, что Степан был одним из таких попугаев-неудачников. Но проблема была в том, что он себя таковым не считал и Вы можете себе представить огромную курицу сантиметров 50 ростом, с клювом наперекосяк и длиной сантиметров 7, раскидывающую крылья и шипящую так, что видя это, Вы благодарите судьбу, что поместила его в клетку, а не рядом с Вами. Он больше напоминал дракона, чем какаду, только не изрыгал пламя, не ставя купивших его людей ни во что. Степан знал себе цену, о которой догадывались и люди, когда он с диким победным шипящим воплем вырывал из их рук отвертку, с помощью которой ему пытались сунуть в клетку кукурузину. И видя, во что превращается початок и как срывается злость на отвёртке, люди проникались невольным уважением и страхом, видимо представляя, что могло быть с их живыми пальцами, если такое вытворялось с металлическим инструментом, не говоря о початке, разлетавшемся в мгновенье ока по всей каюте на мелкую труху. Первые дни практиканты и их соседи не спали совсем от ора дикого попугая, пытавшегося (и небезуспешно) раздвинуть прутья клетки, созданной явно не для таких монстров. Он скорее напоминал истребителя попугаев, чем сам являлся попугаем. Люди валом валили в каюту к практикантам, погонять свой и попугаев адреналин, надеясь на прочность трещавшей клетки. Мы уже давно покинули Индонезию и шли на Сингапур бункероваться, а ежедневное шоу продолжалось. Мало по малу Степан привык к своим новым соседям-практикантам, не раз пытавшихся наладить контакт с монстром и продолжавших пихать плоскогубцами своей птичке поесть, по прежнему рискуя остаться без молодых пальцев и на которые всё время метил кроваво-красным и недобрым глазом Степан. С чужаками же Степан не шёл ни на какие компромисы и был строг, беспринципен и беспощаден.
Капон и его сообщник, тот же радист, живший с ним в каюте, видя некую лояльность к себе со стороны Степана, решили сделать ему приятное, даровав свободу и независимость, правда в пределах своей каюты и под защитой конструкции типа вольера, для чего у боцмана был выклянчен большущий кусок органического стекла, фанера и доски. В машинной мастерской, по очереди сменяя друг друга, радист и Капон аккуратно высверливали частые отверстия для воздуха в 5-8 мм. оргстекле на сверлильном станке. Пока один занимался этим будущим фасадом вольера, другой строил вольер в каюте на столе, сооружая крышу и стенки. Степан слегка нервничал, глядя на непривычную возню своих хозяев, и время от времени отвечал на завывания дрели страшными криками с неизменным превращением в безогненного дракона. Наконец "вольер" был готов к сдаче и заселению. Главный приёмщик и жилец об этом и не догадывался, поэтому он разошелся не на шутку, когда после длительного перерыва, его клетка была накрыта одеялом, чтобы обеспечить минимум безопасности при переселении в более просторное жилище. Клетку удалось открыть, и подставив вплотную дверные проёмы клетки и каютного вольера, Капон и сообщник ждали быстрого переселения. Но Степан был какаду, а не глупой курицей, (хотя разок и повёл себя так, отчего и оказался в неволе) и так просто без боя выходить не собирался. Вступать в открытое противостояние со Степаном практиканты не решились, но и стоять и ждать его выхода, удерживая очень небезопасно и на весу, его полуприкрытую одеялом клетку, тоже желания не было. Было принято решение морить врага голодом. Забросив початок кукурузины, (которыми они заблаговременно запаслись еще в Индонезии) в проём вольера, деятели, соблюдая все меры предосторожности подвесили и примотали веревками и проволокой клетку с открытой в вольер дверцей. Степан держался долго, он успокоился и делал свои дела как ни в чем не бывало, оставаясь на своем месте. Так прошла ночь, не внеся ничего нового в эту ситуацию. Утром,найдя Степана в хорошем расположении духа и по прежнему не собиравшегося покидать свой бастион, практиканты после завтрака отправились на работу.
Перейти ко второй части
Vladimir G
